![]() |
![]() |
Переписка
К. Ф. Богаевского (1904-1941 годы) 64 А. В. Григорьеву Дорогой Александр Владимирович, На днях прочел статью Грабаря в «Известиях» — «Рус[ские] худ[ожники] за 15 лет» [152]. Как видно моя деятельность, как художника, за эти 15 лет равняется нулю или почти тому, ибо, просто, даже мое имя не упоминается, как ничего и никому не говорящее. Его нет даже там, где свалены в кучу многие художники, где и Вы обретаетесь, зато какие дифирамбы Штерен-бергу [153], Перельману [154], [...] а еще недавно в 28 г., когда был у меня Грабарь с Анисимовым [155] здесь в Феодосии, с каким отрицанием, как к художнику он относился к Штеренбергу [...]. Во всяком случае «хорошая» статья в таком органе, как «Изв[естия]>> для Вашего ходатайства о «заслуженном». После нее как-то даже совестно подымать вопрос о присуждении мне звания, всякий скажет: «Позвольте, где же был художник Б[огаевский] и что он сделал за эти 15 лет, если такой прославленный критик, историк в обзоре деятельности художников за эти годы не счел нужным даже фамилию его упомянуть» и т. д. [...]. Скажу Вам по секрету, что я часто и сам последнее время и особенно в эти дни, оглядываясь на свою прежнюю работу и настоящую и относясь к ней критически, часто прихожу к очень печальному для себя выводу: живопись моя — не живопись, а подделка под нее, (спросите всех наших больших живописцев из 4-х иск[усств], Бубн[ового] В[алета] обо мне и они совершенно отрицательно относятся к моему искусству). Во мне нет живого и непосредственного дара художника, каким блещут они; живопись моя тягуче-надуманная, вся основа моего искусства ложна и надумана; меня можно назвать выдумщиком, а никак не художником. Вот мое искреннее о себе мнение и тут нет ни капли того, что называется «самоуничижением паче гордости». Главное же может быть здесь то, что постарел я и устарел, и давно многим надоел, особенно в это новое время, с новыми исканиями и новыми требованиями в искусстве. Если бы можно было бы, я бы надолго, на многие годы, а может быть и совсем заперся у себя бы в мастерской, и, может быть, работал, а может — и нет. [...]. Ну да в сторону эти ламентации — тяжело их высказывать, а слушать другому — тем более [156]. Как Вы сейчас, дорогой, себя чувствуете в котле кипучем, где Вы варитесь и что осталось от Вас — кожа да кости, да портфель несгораемый?! Уже конечно, нет времени, чтобы и вздохнуть свободно. Надеюсь, что хоть здоровы, а там, впереди, ряд месяцев на юге, где отдохнете и поработаете и вновь почувствуете себя художником,— не оставляйте этой мысли о продолжительном отдыхе у нас [...]. Я работаю, но туго и тяжело как всегда; никогда я не знал светлого моцартовского творчества, приносящего художнику радостное удовлетворение, у меня всегда работа — это восхождение на эшафот, от этого и выму-ченность моего искусства. Ну баста! Целую Вас крепко Ваш К. Богаевский. -- |
--
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
© 2011-2018 KWD (при использовании материалов активная ссылка обязательна) |
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||||