Драматические повороты судьбы Анастасии - 4 - к содержанию
Сведения о жизни и творчестве Анастасии Ивановны Цветаевой

Крым времен гражданской войны, первых лет «красного террора» безжалостно описан Иваном Шмелевым в «Солнце мертвых», Анастасия Цветаева все это видела своими глазами. А еще – подступал голод. Марина написала в 1918 году строки, которые в полной мере относятся и к Асе:

В очерке «Сон наяву, а может быть, явь во сне?» А. Цветаева так описывает 1919 год: «Те, что вошли в город от дачи Стамболи – справа, объявили амнистию, и мирно не знали о входивших от мыса св.Ильи …слева. Амнистия – Террор?...их встреча. Ранее, чем сообразили первые, что происходит, вторые осмеяли и отменили амнистию… Ночь…допрос пойманных амнистированных генералов и офицеров. Допрос – приговор. Допрос – приговор. Очередь взятых в городе…».

Девочка, выросшая в интеллигентной дворянской семье, с заботливыми няньками и наставницами в пансионах, никогда не знавшая нужды, пишущая романы – ворочала бревна, таскала воду, добывала еду для семилетнего сына. И снова удивительным образом подходят ей слова Марины, написанные в 1919 году в Москве о себе:

Анастасия Цветаева и Петр Николаевич Лампси. Феодосия. 1914 год.

Анастасия Цветаева в это время жил в Феодосии, бывала в Судаке, Старом Крыму. В ответ на расклейку записок о преподавании языков, находит уроки: у начальников и торговцев. Отношение – как к служанке. Впускают с черного входа, о деньгах приходится напоминать. В Феодосии Анастасия Ивановна работала в библиотеке Наробраза.

В очерке «Ночи безумные» находим такое упоминание о Феодосии:

«Феодосия. Конец гражданской войны. - Вот вам ордер,- сказал мне вежливый юноша в очках и кожаной куртке, - найдёте свободную комнату – предъявите. …Но комнат нигде не было, или хозяева их скрывали, не желая связываться с неизвестными жильцами по ордеру.

…Я служу в библиотеке Наробраза, у меня сын в детском саду, вам не будет от нас неприятностей… Как волшебно, как уютно было бы тут Андрюше – после дорог с потерянными, брошенными патронами и динамитом, после случайных жилищ!

В тайной и сильной радости предчувствия, что я буду жить здесь, и мой мальчик, столько видевший уже недетского, увидит кусочек «дома», мира и детства…я пошла обходить стены комнаты, любуясь давно невиданным стилем провинциальной старины».

--

"Что терпит он..."

Что терпит он, народ многострадальный,
За годом год, за веком век!
А Сириус и Марс, как над ребенка спальней,
Горят везде, где дышит человек.
Моя Медведица! Как часто эти руки
К тебе тяну я в черноте ночи, -
И рифмы мне не надо, кроме Муки,
Которой бьют кастальские ключи.
По Дантовским ущельям расставанья,
Вокруг Луны - огромный света круг
Все ширится. И тихо в Божьи длани
Восходит дым немыслимых разлук.
Все выше мук и их теней ступени,
Но синева торжественна ночи.
Черны, страшны ночных деревьев тени,
Но звезден неба сев! Крепись, молчи!
И разве я одна! Не сотни ль рук воздеты
Деревьями заломленных ветвей,
Лесоповал истории. Но Лета
Поглотит и его, - о, выше вей
Моих мучений ветер благодатный,
Сквозь ночи тьму к заре пробейся ввысь,
Звезда предутренняя в лиловатой
Бездонности – меня зовет - Вернись!
А он, земной народ многострадальный
За боем бой - который год и век
И Сириус и Марс, как над ребенка спальней
Горят везде, где дышит человек.

Даль

Ничто не утолит – ни радость обладанья,
Ни очага священное тепло.
Чрез dolce встречи, forte расставанья
Единое стремленье пролегло.
И пес от века служит господину
И яблоко ньютоново – земле,
И стрелка компаса, свободы хлад отринув,
Трепещет ласточкою синей на стебле!
Лишь в сказке злой томит Фатаморгана,
Детей уводит дудкой Крысолов,
-О нет! О нет! Земле обетованной
Звучит упрямый неутешный зов!
О даль, о даль! И нет тебе названья,
Темна как ночь, прозрачна как стекло –
Не утолит ни радость обладанья,
Ни очага священное тепло…

© 2011-2018 KWD (при использовании материалов активная ссылка обязательна)

.