Биография Марины Ивановны Цветаевой (Анна Саакянц, 1991)
Воскресить весь тот мир :: вперёд :: назад :: к содержанию

В тридцатые годы главное место в творчестве Цветаевой стала занимать проза. Причиной перехода на прозу была совокупность многих обстоятельств, "бытовых" и "бытийных", внешних и внутренних. Сама Цветаева несколько прямолинейно заявляла: "Эмиграция делает меня прозаиком",— она имела в виду, что стихотворные произведения труднее устроить в печать, над ними дольше и труднее работать ("Стихи не кормят, кормит проза").

С другой стороны, она признавалась, что у нее становилось все меньше душевного времени, "времени на чувства", а чувство как раз требует силы и времени; прозаическая же вещь создается быстрее. И еще говорила о том, что поэт в ней "ревнует" к прозаику, и наоборот. Как бы там ни было, Цветаева проделала на чужбине тот же путь, что и многие русские писатели, например, Бунин, Куприн, Зайцев, Шмелев, Набоков; они — каждый по-своему — чувствовали себя одиноко, отъединенно от эмигрантской действительности, от литературной и прочей суеты и всеми помыслами обратились вспять, к прошлому, к "истокам дней".

Происходило это по-разному, но устремления были одинаковы. У Цветаевой они вызывались двумя причинами. Уйдя "в себя, в единоличье чувств", она хотела "воскресить весь тот мир", канувший в небытие, милый ее сердцу на расстоянии прошедших лет, мир, который создал, вылепил ее — человека и поэта. Так родились "Отец и его музей", "Мать и музыка", "Жених", "Дом у Старого Пимена" и другие произведения тридцатых годов, условно причисляемые к автобиографической прозе,— условно, ибо практически вся цветаевская проза носила автобиографический характер. Печальные события — кончины современников, которых Цветаева любила и чтила,— служили другими поводами, вдохновлявшими поэта на очерки-реквиемы Так появились "Живое о живом" (Волошин), "Пленный дух" (Андрей Белый), "Нездешний вечер" (Мих. Кузмин), "Повесть о Сонечке" (С. Я. Голлидэй), написанные в 1932—1937 годах.

Особняком стояла "Пушкиниана" Цветаевой — очерки "Мой Пушкин" (1936), "Пушкин и Пугачев" (1937). Они тоже автобиографичны, особенно первый, но, конечно, главный их герой — вечно современный, живой, неотразимый, цветаевский и всемирный Пушкин.

Наконец, творческий темперамент не оставлял Цветаеву равнодушной к проблеме поэта, его дара призвания, поэта и современности. Статьи "Поэт и время", "Искусство при свете совести", "Эпос и лирика современной России", "Поэты с историей и поэты без истории" — все они создавались в те же годы, и можно лишь поражаться огромной творческой энергии Цветаевой.

--

Мать и музыка (отрывок)

Когда вместо желанного, предрешенного, почти приказанного сына Александра родилась только всего я, мать, самолюбиво проглотив вздох, сказала: «По крайней мере, будет музыкантша». Когда же моим первым, явно-бессмысленным и вполне отчетливым догодовалым словом оказалась «гамма», мать только подтвердила: «Я так и знала», - и тут же принялась учить меня музыке, без конца напевая мне эту самую гамму: «До, Муся, до, а это - ре, до - ре...» Это до - ре вскоре обернулось у меня огромной, в половину всей меня, книгой – «кингой» , как я говорила, пока что только ее «кинги», крышкой, но с такой силы и жути прорезающимся из этой лиловизны золотом, что у меня до сих пор в каком-то определенном уединенном ундинном месте сердца - жар и жуть, точно это мрачное золото, растопившись, осело на самое сердечное дно и оттуда, при малейшем прикосновении, встает и меня всю заливает по край глаз, выжигая - слезы. Это до - ре (Дорэ), а ре - ми - Реми, мальчик Реми из «Sans Famille», счастливый мальчик, которого злой муж кормилицы (estopié, с точно спиленной ногой: pied) калека Père Barberin сразу превращает в несчастного, сначала не дав блинам стать блинами, а на другой день продав самого Реми бродячему музыканту Виталису, ему и его трем собакам: Капи, Зербино и Дольче, единственной его обезьяне - Жоли Кер, ужасной пьянице, потом умирающей у Реми за пазухой от чахотки. Это ре-ми. Взятые же отдельно: до - явно белое, пустое, до всего, ре - голубое, ми - желтое (может быть - midi?), фа - коричневое (может быть, фаевое выходное платье матери, а ре - голубое - река?) - и так далее, и все эти «далее» - есть, я только не хочу загромождать читателя, у которого свои цвета и свои, на них резоны.

1934 г.

© 2011-2017 KWD (при использовании материалов активная ссылка обязательна)

.