«Я жила на Бульварной…» :: к началу интервью :: читать дальше
Последнее феодосийское интервью Анастасии Цветаевой

Каждое интервью, да и просто беседа для старого человека – нагрузка. Я с моим коллегой из «Радио России» понимал это. Плюс ко всему Анастасии Ивановне в этот день нездоровилось. График построен был такой: сейчас – интервью для радио (близилось 80-летие открытия Музея изобразительных искусств им. Пушкина, музея, который создал отец Цветаевых – Иван Владимирович), а вторая половина дня – время, которое уделит Анастасия Ивановна мне. Я терпеливо ждал ее дневной отдых, обед. На обед, кстати, она ходила со свой более немощной подругой – девяностотрехлетней Евгенией Филипповной – без посторонней помощи. Анастасия Ивановна – с молодых лет вегетарианка, и, чтобы в этот раз мясная котлета не пропала, она принесла ее в палату и предложила: «Подкрепитесь, я этого все равно не ем, а вы, наверное, не обедали». Я был смущен, начал отказываться. Но, похоже, было бесполезно.

- А теперь я расскажу вам о том, какой сказочной была Феодосия в те годы, - через некоторое время услышал я от Анастасии Ивановны.

Мы с Доброславой Анатольевной уложили Цветаеву на кровать, положив ей под голову две подушки. Я включил магнитофон, и полился размеренный, слегка приглушенный голос Цветаевой-младшей:

- Вспоминая о Феодосии тех лет, я начну с жившего возле нее так называемого отшельника коктебельского Максимилиана Волошина. Он пришел в дом к отцу, в наш старый особняк в Трехпрудном, пораженный силой Марининого первого сборника. И слова у него были такие (то, что мне запомнилось из этих стихов):

(ему это казалось проще, естественнее, а слово «альбом» казалось каким-то искусственным. Так Марина назвала свой первый сборник - «Вечерний альбом»). Волошин так усиленно звал нас в Коктебель, где он жил вдвоем с матерью в доме, похожем на замок с наружными лесенками, большой башней – мастерской у самого моря. И мы, отучившись весной, поехали к нему. С 1911 года по год его смерти мы ездили в Коктебель почти неизменно. В пятнадцатом году мы приезжали сюда целой компанией – Марина, я, две сестры Парнок – Софья и Елизавета. Мы очень весело прожили это лето.

М. А. Волошин и М. С. Волошина у своего дома. 20-е гг. XX века. Собрание Дома-музея М. А. Волошина.

читать дальше

Вечером к Марине должен прийти какой-то писатель. То, что она не сказала мне, кого ждет, а я догадалась, что это – Макс Волошин, о котором она не раз упоминала, показывает, что его приход значит для нее много. Первый ли раз он у нее или был уже, когда я была на катке? Сперва их голоса слышатся снизу, из залы, иногда затихают (ушли в гостиную?), затем – шаги вверх по лестнице, и пчелиный звук их беседы доносится ко мне из Марининой прежней комнатки… - Здесь живет моя сестра Ася. Ася, ты дома? Это Максимилиан Александрович Волошин. Марина в темном платье и в черной шелковой шапочке вроде берета, с оборкой (ввиду того, что наголо остриглась). И с ней… - я никогда еще не видела подобного человека. Первое чувство – желание глядеть, слушать, впивать - и подробно рассматривать: большой? – нет, совсем нет. Но огромный. Среднего роста. Чудная нечеловеческая голова на плотных, очень широких плечах. Зевс с папиного шкафа! Глаза Пана с картины Врубеля! Нет, не Пана. У того - пустые и страшные. Эти так светлы, как те, но взгляд вполз в душу и улегся там. Уютно, как свернувшийся кот… Колдун!.. Добрый колдун из Марининых стихов?

Из «Воспоминаний» Анастасии Цветаевой

Совсем не похоже на Крым - Ялту, Чукурлер, Симеиз, Алупку, Массандру... Что-то снимает с души тяжесть... Огибая плетень, мне – извозчик: Волошина дача? Приехали! Ничего не поняв, не успев, путаюсь пальцами в кошельке, подымаю голову к чему-то, что летит сверху по легкой наружной лестнице, с поворотами, белой, с дорожки сада, с другого конца – скрип гравия под легким бегом, и я меж двух – Макс и Марина!... Милый, чудный, ни на кого не похожий и очень измененный с Москвы, но именно тут таким вдруг почувствованный близким – исконно! – как, может быть, кроме Марины, никто! Он стоял и так глубоко улыбался - как не умеют улыбаться люди. Молчал, голову набок: смотрел и радовался. Все понимал, входя в душу волшебно, неповторимо, - и я поняла, почему, еще подъезжая к его дому, я сбросила с плеч тяжесть: в этом доме жил таинственный кусок природы, сказочный персонаж, добрый дух…

Из «Воспоминаний» Анастасии Цветаевой